22 июня 2016 г.

Он нашел меня в смертной камере

Предлагаем вашему вниманию рассказ приговоренного к высшей мере наказания прокурора, осужденного на пожизненное заключение, пережившего глубокое покаяние и обращение к Богу в стенах камеры.
_________________________________________
…А сено не загоралось. Чему быть, того не миновать. Уже в следующую секунду после моего крика что-то произошло. Жар, ощущавшийся даже мною, находившимся от пожарища на столь отдаленном расстоянии, сразу исчез. Факел пламени сначала выпрямился, затем повалился в противоположную сторону и стал стремительно опадать.

Потом говорили всякое: и что просто случайно переменился ветер, и что товара на стеллажах со стороны нашего сена было поменьше, и про растаявший на скирде снег. Ни малейшей критики ни один из доводов не выдерживал. Объяснить, почему сено не загорелось, законами физики было невозможно. И большинство, в конце концов, тогда так и признало: «На кота широко, на собаку узко — чудо». Лично же мне тогда, что мы не сгорели, — ветер ли, чудо ли, — было абсолютно без разницы. Мои кролики, велики, оказались целыми, а что до остального, то меня оно, как я тогда считал, совершенно не касается.

С той ночи прошло двадцать три года. Последнее заседание суда состоялось 7 сентября. За разбойное нападение, сопряженное с убийством кассира и сопровождавшего его лица, я был приговорен к смертной казни, брат — к 13 годам лишения свободы. Потом все одним кадром: аплодисменты зрителей, последнее поручение брату, возвращение из суда в СИЗО, сбривание усов, переодевание, камера смертника номер 37, уже хорошо знакомая.

… Это было в начале восьмидесятых. В составе следственной бригады я расследовал дело о хищении бриллиантов. Обвиняемых было более 200 человек. Дело в суд направлялось по мере расследования отдельных эпизодов. В то время как в отношении одних лиц все еще продолжалось следствие, в отношении других были уже вынесены приговоры. Четыре из них — к исключительной мере. Однако, в связи с тем, что по находящимся еще в стадии расследования эпизодам приговоренные к расстрелу являлись основными свидетелями, работа с ними продолжалась и после вынесения им приговора.